ТРЕТЬЯКОВ Константин Викторович
кандидат юридических наук, доцент кафедры гуманитарных и социально-эконо­мических дисциплин Сызранского филиала Самарского государственного экономического университета.
В статье рассматриваются особенности взаимопроникновения уголовного законодательства, предусматривающего ответственность за мошенничество, и гражданско-
правовых отношений, возникающих в ходе коммерческой деятельности. Дается характеристика дифференцированным видам мошенничества с позиции квалификации преступлений и затрагиваются аспекты соответствия общественной опасности уголовно-наказуемых деяний их юридической квалификации, предусмотренной уголовным законодательством. На основе проведенного исследования определяются отдельные правила разграничения уголовных и гражданских правоотношений в рассматриваемой области, а также проводится анализ отдельных положений УК РФ и предлагаются способы решения выявленных проблем правового регулирования.

Побудительным мотивом написания данной статьи выступил тот факт, что в настоящее время все чаще при возникновении споров, касающихся права собственности, просматривается тенденция подмены гражданских право­отношений отношениями уголовно-правового характера и наоборот. Причем наличие или отсутствие гражданских правоотношений является вторичным по отношению к уго­ловно-правовому аспекту их разграничения. Иными сло­вами, изначально определяется наличие или отсутствие состава преступления, и, исходя из этого, делается вывод об отсутствии или наличии гражданско-правового спора, вытекающего из обычной деятельности хозяйствующих субъектов. Однако отсутствие четких правил разделения подобных правоотношений приводит к тому, что решение данного вопроса осуществляется правоприменителем сугу­бо индивидуально, и по этой причине оно имеет ярко вы­раженный субъективный оттенок. Более того, это решение далеко не всегда имеет под собой правовую основу, не говоря уже о безграничных возможностях злоупотребления правом в данной области. По этой причине появляются некие ус­ловные «псевдоуголовные» или «псевдогражданские» право­отношения, которые таковыми по сути не являются. Такое положение вещей является неприемлемым, поскольку оно противоречит самому смыслу права, его фундаментальным основам, функциям и задачам. Кроме того, одним из след­ствий является снижение уровня доверия рядовых граждан к государственным институтам власти, поскольку в современ­ных реалиях свободной доступности правовой информации завуалировать подобные подмены становится все сложнее и сложнее. Разрыв между фактическими обстоятельствами дела и их юридической оценкой, даваемой органами власти, однозначно негативно влияет на уровень доверия общества к государству, что, в свою очередь, отрицательно сказывается на социально-политической обстановке в стране в целом.

В представленной статье проведен анализ наиболее часто встречающихся «пограничных ситуаций» на стыке уголовных и гражданских правоотношений и выработаны некоторые рекомендации по предотвращению ошибочной правовой оценки фактических обстоятельств дела в рамках правового поля.

Одним из наиболее распространенных составов престу­плений, граничащих с гражданскими правоотношениями, является мошенничество. Обусловлено это тем, что порой действительно очень сложно разграничить действия, кото­рые предшествовали хищению имущества путем обмана или злоупотребления доверием, с обычной деятельностью хозяйствующего субъекта. Основной проблемой при разгра­ничении данных правоотношений выступает определение у виновного лица умысла на хищение. Поскольку умысел заключается в психическом отношении лица к совершаемым деяниям и их последствиям, то единственным прямым до­казательством наличия преступного умысла может служить лишь его личное признание в этом, так как зафиксировать психическую деятельность субъекта и его мысли в настоящее время науке не под силу. Однако, поскольку виновное лицо тщательно скрывает свои истинные преступные намерения, то именно в этом и заключается основная загвоздка. Осталь­ные обстоятельства имеют лишь косвенное доказательствен­ное значение для дела.

Для наглядности приведем весьма распространенный пример — физическое лицо получает в банке кредит, за­ведомо не собираясь его возвращать и не имея при этом никакого имущества, за счет которого этот кредит может быть в последующем погашен. Об истинных намерениях фи­гуранта, кроме него самого, никто не осведомлен. Осознавая, что юридическая квалификация его действий будет сделана исходя из формальной оценки его последующего поведения, он, за счет небольшой части полученного кредита, в течение непродолжительного времени осуществляет ряд платежей по его погашению и оплате процентов, а затем перестает платить, ссылаясь на тяжелое финансовое состояние. Фак­тически мы имеем дело с мошенничеством — преступление совершено, преступник завладел деньгами и распоряжается ими по своему усмотрению. Но юридически мы вынужде­ны исходить из внешних проявлений совершенного деяния и показаний мошенника. Он, разумеется, дает показания о том, что умысла на хищение он не имел, рассчитывал вер­нуть взятый кредит и даже его благополучно обслуживал, однако не рассчитал свои финансовые возможности. В свою очередь, согласно п. 1 ст. 2 ГК РФ предпринимательской является самостоятельная, осуществляемая на свой риск деятельность, направленная на систематическое получение прибыли¹. Соответственно, нетрудно предположить, что наш вымышленный фигурант сообщит правоохранительным органам о том, что его риск не оправдался, он не получил прибыли и теперь не может вернуть кредит. Иными слова­ми, вопрос перемещается в гражданско-правовую плоскость в направлении взыскания задолженности по кредиту. Это крайне выгодно виновному лицу, поскольку, во-первых, оно избегает уголовной ответственности, во-вторых, имущества, за счет которого можно будет произвести взыскание, у него нет и не было, соответственно, никаких лишений он не пре­терпит, в-третьих — он спокойно владеет, пользуется и рас­поряжается похищенными деньгами. Помимо прочего, по­добная безнаказанность порождает благоприятную почву для повторного совершения виновным лицом аналогичных преступлений. Интересы же лица, пострадавшего от пре­ступления, в данном случае защищены не будут — денег он лишился, и взыскать их с заемщика невозможно. Факт на­личия судебного решения о взыскании с должника суммы займа не является сколь-либо эффективной мерой защиты прав потерпевшего-кредитора, поскольку данное решение, как правило, просто невозможно исполнить. Негативные последствия от описанной ситуации налицо — преступник завладел деньгами потерпевшего и избежал уголовной ответ­ственности за содеянное, права потерпевшего не защищены, интересы государства и общества также находятся под угро­зой. Иными словами, охранительная функция уголовного права в рассмотренном случае абсолютно неэффективна, между тем как защита прав лиц, пострадавших от престу­плений, является одной из приоритетных задач уголовного права.

Стремясь повысить эффективность правового регули­рования в данной сфере, законодатель дифференцировал ответственность за мошенничество — в настоящее время установлена отдельная ответственность за: «простое» мо­шенничество (ст. 159 УК РФ), мошенничество в сфере креди­тования (ст. 159.1 УК РФ), мошенничество при производстве выплат (ст. 159.2 УК РФ), мошенничество с использованием платежных карт (ст. 159-3 УК РФ), мошенничество в сфе­ре предпринимательской деятельности (ст. 159.4 УК РФ), мошенничество в сфере страхования (ст. 159.5 УК РФ), мо­шенничество в сфере компьютерной информации (ст. 159.6 УК РФ)². К сожалению, данные новеллы не решили нако­пившихся проблем, поскольку законодатель лишь описал отдельные способы совершения хищения, которые и ранее были известны правоприменителю — путем предоставле­ния недостоверных сведений, путем использования чужой или поддельной платежной карты, путем обмана работника кредитной организации, путем преднамеренного неиспол­нения договорных обязательств, путем обмана относительно страхового случая и т. д. При этом трудностей, на наш взгляд, даже прибавилось — к примеру, как квалифицировать мо­шенничество в вышеприведенном примере, если лицо, имея умысел на хищение, предоставило банку достоверные доку­менты, а не подложные, как указано в диспозиции ст. 159-1 УК РФ? Как видим, вопросов в данной области больше, чем ответов, и они заслуживают отдельного исследования. При этом осталась нерешенной главная проблема, которая по­рождает основной массив сложностей правоприменитель­ной практики — проблема установления умысла на хище­ние, т.е. интеллектуального и волевого аспекта отношения субъекта к совершаемому деянию.

Более того, логическая конструкция статей 159.1-159.6 УК РФ составлена с явными юридическими дефектами. Так, при аналогичных квалифицирующих признаках, наказание, предусмотренное ст. 159 УК РФ, являющейся общей нормой по отношению к вышеперечисленным дифференцирован­ным видам мошенничества, является более строгим, чем санкции статей 159.1-159.6 УК РФ. Иными словами, те со­ставы преступления, которые по своему смыслу должны быть специальными по отношению к общей норме, в дан­ном случае выступают в качестве привилегированных. При этом единственным различием данных преступлений, при идентичности совершенных деяний, является формальный признак совершения мошенничества в отдельно взятых сфе­рах деятельности, что никаким образом не уменьшает их общественную опасность, скорее наоборот — увеличивает. Очевидно, что подобное положение вещей является недо­пустимым, поскольку порождает необоснованное снижение уголовной ответственности лиц, совершивших преступление и, соответственно, влечет ущемление законных прав и инте­ресов лиц, пострадавших от преступлений.

Подобная ситуация сложилась по причине того, что вы­шеуказанные составы преступлений были сконструированы законодателем без учета реальной общественной опасности криминализируемых деяний и без анализа соотношения новых составов преступлений с имеющимися уголовно­правовыми нормами³. Между тем даже Конституционный Суд РФ неоднократно указывал на то, что специальная нор­ма уголовного закона не может смягчать ответственность по сравнению с общей нормой⁴. Законодатель должен вво­дить или изменять меры уголовно-правовой защиты, исходя из адекватности и соразмерности порождаемых последствий и вреда, который может быть причинен преступлением. Причем эти изменения должны основываться на фактиче­ски сложившихся общественных отношениях и исходить из необходимости уголовно-правовой защиты законных прав участников правоотношений, с учетом адекватности и сораз­мерности уголовной ответственности защищаемым интере­сам и недопущения избыточного ограничения прав и свобод при осуществлении уголовного преследования.

Поскольку мы затронули вопрос избыточности мер уголовно-правового принуждения, возникает вопрос, каса­ющийся разграничения умысла при совершении мошен­ничества от обоснованного предпринимательского риска, указанного в ст. 2 ГК РФ.

К сожалению, как мы уже отмечали, мы не можем про­читать мысли преступника. Установление уголовной от­ветственности, к примеру, лишь за сам факт невозврата полученных денег или отсутствия оплаты по договору в на­рушение взятых на себя обязательств также не решит этой проблемы. В этом случае будет прямо нарушен принцип недопустимости объективного вменения, что сделает воз­можным назначение наказания без вины.

В этой связи нам видится не совсем удачным применение термина «хищение» к составам преступлений, предусматри­вающим ответственность за мошенничество. Вызвано это тем, что согласно примечанию к ст. 158 УК РФ под хищени­ем понимается совершенное с корыстной целью противо­правное безвозмездное (курсив авт. — К. Т.) изъятие и (или) обращение чужого имущества в пользу виновного или дру­гих лиц, причинившее ущерб собственнику или иному вла­дельцу этого имущества. Для большинства преступлений мошеннической направленности, связанных с отношения­ми гражданско-правового характера, именно термин «без­возмездное» является тем Рубиконом, который разделяет нормы УК и ГК РФ. Для наглядности обратимся к вышеопи­санному примеру с банковским кредитом. Поскольку наш условный мошенник сделал несколько платежей по оплате кредита, то речи о безвозмездности уже идти не может. Со­ответственно, даже по этому формальному признаку хище­ние и, как его разновидность, мошенничество отсутствует. При этом в нашем примере мы указывали, что оплата не­которой части кредита была элементом преступного плана и имела своей целью создание видимости гражданско-право­вых отношений при фактическом отсутствии таковых.

Описанный алгоритм является детерминированным — он может быть применен к любому из имеющихся видов мошенничества с одинаковым результатом. К примеру, рассмотрим ст. 159-4 УК РФ — «Мошенничество в сфере предпринимательской деятельности», диспозиция которой устанавливает уголовную ответственность за преднамеренное неисполнение договорных обязательств в сфере предпри­нимательской деятельности. Представим, что преступник, получив крупную партию товара, имея умысел завладеть ею, для придания видимости законности своим действиям оплатил часть выставленных за товар счетов, после чего рас­порядился всем товаром по своему усмотрению. Следуя букве закона, хищения в данном случае также не будет, по­скольку отсутствует признак безвозмездности.

Таким образом, единственным решением является из­менение диспозиции статьи. При описанных обстоятель­ствах нам видится наиболее рациональным отталкиваться от причиненного ущерба. Это вполне логично — состав пре­ступления материальный, соответственно, нет ущерба — нет состава преступления. Объективная сторона может быть описана, к примеру, как «Завладение чужим имуществом или приобретение права на чужое имущество путем обмана или злоупотребления доверием, если это деяние причинило ...ущерб». Размер ущерба может быть дифференцирован либо путем указания на значительность — значительный, крупный, особо крупный, либо путем указания в примеча­нии на размер ущерба, образующего состав преступления. Размер ущерба менее обозначенного будет являться мало­значительным, что исключает уголовную ответственность.

Поскольку объективная сторона преступления претерпе­ла видоизменения, вопрос умысла на хищение теряет свое значение, поскольку речь идет не о хищении, а о завладении имуществом путем обмана или злоупотребления доверием (причем, как мы говорили выше, не обязательно безвозмезд­но) и о причинении ущерба потерпевшему.

В свою очередь, обман и злоупотребление доверием формально описаны в Постановлении Пленума Верховного Суда РФ от 27 декабря 2007 г. № 51 «О судебной практике по делам о мошенничестве, присвоении и растрате»: «Об­ман как способ совершения хищения или приобретения права на чужое имущество может состоять в сознательном сообщении заведомо ложных, не соответствующих действи­тельности сведений либо в умолчании об истинных фактах, либо в умышленных действиях (например, в предоставле­нии фальсифицированного товара или иного предмета сделки, использовании различных обманных приемов при расчетах за товары или услуги, либо, при игре в азартные игры, в имитации кассовых расчетов и т.д.), направленных на введение владельца имущества или иного лица в заблуж­дение. Сообщаемые при мошенничестве ложные сведения (либо сведения, о которых умалчивается) могут относиться к любым обстоятельствам, в частности к юридическим фак­там и событиям, качеству, стоимости имущества, личности виновного, его полномочиям, намерениям. Злоупотребле­ние доверием при мошенничестве заключается в исполь­зовании с корыстной целью доверительных отношений с владельцем имущества или иным лицом, уполномочен­ным принимать решения о передаче этого имущества тре­тьим лицам. Доверие может быть обусловлено различны­ми обстоятельствами, например, служебным положением лица либо личными или родственными отношениями лица с потерпевшим».

При рассматриваемых обстоятельствах, в случае при­чинения ущерба при отсутствии признаков обмана и зло­употребления доверием, уголовная ответственность будет исключена, поскольку в таких условиях будет иметь место предпринимательский риск, связанный для предприни­мателя с возможностью потери своего имущества. Однако это вполне обоснованно, так как лицо, которое выступает участником гражданских правоотношений, действуя при этом на свой риск и имея целью систематическое получе­ние прибыли, должно в связи с этим проявлять и должную осторожность и осмотрительность — в частности, проверять предоставляемые контрагентами сведения.

При этом следует исходить из того, что обязательства не были исполнены виновным лицом не в силу рискового характера предпринимательской деятельности, а именно по причине того, что их исполнение заведомо не подраз­умевалось либо явно не могло быть исполнено при обычном стечении обстоятельств. Эти обстоятельства и будут свиде­тельствовать о наличии у виновного лица умысла на проти­воправное завладение имуществом потерпевшего и, соот­ветственно, они будут являться границей между уголовными и гражданскими правоотношениями.

Разумеется, вопрос умысла при совершении мошенни­чества полностью снять весьма проблематично, поскольку его невозможно описать формальными признаками, так как психика человека является весьма сложной системой, и предугадать ход мыслей своего оппонента, к сожалению, нельзя. Однако при вышеперечисленных условиях и при соблюдении должной осмотрительности риск утраты иму­щества может быть сведен к минимуму.

Подводя итог, следует отметить, что гражданские право­отношения, связанные с обычной деятельностью хозяйству­ющих субъектов, и преступления мошеннического характера разделяет весьма тонкая грань. При регулировании данной области правоотношений следует исходить из того, что как при установлении уголовно-правовых запретов, так и при принятии законов, смягчающих или устраняющих преступ­ность и наказуемость деяния, следует исходить из приорите­та защиты прав и свобод человека и гражданина, равенства всех перед законом и судом и защиты граждан от произвола со стороны органов власти, которые реализуют уголовно­правовые предписания. При этом неприемлемо допускать возможность разрешения гражданско-правовых споров по­средством уголовного преследования. Основным способом решения данной проблемы нам видится совершенствование системы уголовного законодательства, с целью защиты прав добросовестных участников хозяйственной деятельности от необоснованного уголовного преследования, и при этом недопущение возможности избежания виновными лицами уголовной ответственности за совершенные преступления под прикрытием гражданско-правовой сделки.