ВОРОБЬЕВ Степан Валентинович
аспирант Российского государственного социального университета.
В статье раскрываются особенности системы уголовных наказаний периода сословно-представительной монархии и практики их реализации. Отмечается значительное расхождение между формально установленной системой наказаний и тем уголовным террором, который осуществлялся в правление Ивана Грозного. Исследуется широкий круг историко-правовых источников по рассматриваемой проблеме.

Период в истории русского государства, который в отечественной историографии традиционно называется периодом сословно-представительной монархии, начина­ется с середины ХУ! в.

Сословно-представительная монархия - это форма правления, при которой власть государя в определенной степени ограничена наличием какого-либо органа сослов­ного представительства. Через этот орган власть имеет воз­можность обращаться к обществу и узнавать об обществен­ных запросах.

Сословиями, как известно, называются большие груп­пы людей, которые имеют определенные обязанности и права, передающиеся по наследству. В России все сосло­вия, или классы, были обязаны служить государству и от­личались одно от другого лишь характером возложенных на них повинностей.

В период сословно-представительной монархии го­сударственная власть в борьбе за централизацию и про­тив сепаратистских устремлений опирается не только на господствующие сословия (бояр, духовенства, дворян), но и на верхушку городского населения. Царская власть была вынуждена обращаться за помощью к городской знати, в первую очередь к купцам, богатым ремесленникам, так как без их поддержки (прежде всего финансовой) было невоз­можно ни дальнейшее укрепление государственного аппа­рата, ни усиление репрессивной политики, ни проведение активной внешнеполитической деятельности. При этом главной опорой царя в данный период продолжало оста­ваться дворянство.

Таким образом, характерная черта сословно­представительной монархии - активное взаимодействие мо­нархии с основными сословиями общества, при этом само наличие сословий может рассматриваться как типичный признак феодализма. По мнению члена-корреспондента АН ССР Н.Н.Покровского, в этот период «система власти базировалась не на единственном понятии «государство», а на двух понятиях - «государство» и «общество», на про­думанной системе не только прямой, но и обратной связи между ними... Сословный строй феодальных государств... предполагал членение самих сословий на отдельные, чаще всего самоуправляющиеся структуры. Именно через них человек средневековья включался во всю систему сословно­представительного государства».

В качестве основных источников уголовного права пе­риода сословно-представительной монархии, как правило, рассматриваются официально действовавшие сборники правовых норм, в первую очередь, Судебник 1550 г., Сто­глав, Соборное Уложение 1649 г., Новоуказные статьи о разбойных и татебных делах.

По нашему мнению, официальные сборники право­вых норм не могут дать полного представления о тех нор­мах, которые действовали реально. Не секрет, что в период крестьянских восстаний, Смутного времени, опричного террора реальные наказания могли отличаться от установ­ленных официально в указанных выше сборниках. Часть казнимых была подвергнута экзекуции не в соответствии с нормами права, а на основе личных приказов государя или его подручных, либо по приговору толпы.

Поэтому, чтобы восстановить объективную картину существовавшей в рассматриваемый период системы нака­заний, необходимо сопоставлять официально действовав­шие нормы со сведениями о реальных событиях, которые сохранились в летописях и воспоминаниях современников, в том числе иностранцев. Однако данные источники тре­буют критического исследования. Классик отечественной исторической науки В.О.Ключевский убедительно писал о необходимости исторической критики летописей, выделяя в ней три элемента: источники, хронологическую последо­вательность и внесение исторического смысла.

 

Что касается воспоминаний современников, при их использовании необходимо учитывать как субъективизм авторов, так и объективные факторы, которые могли по­влиять на достоверность изложенного материала.

Для изучения системы наказаний в такой сложный пе­риод, каким являлся период сословно-представительной мо­нархии, необходимо рассматривать не только формальные нормы, закрепленные в источниках права, но и обращаться к реальной практике, которая могла значительно отличаться от этих норм. Есть основания полагать, что во время оприч­ного террора, а также в Смутное время, когда фактически произошло разрушение государственности и началась граж­данская война, наказания часто осуществлялись без оглядки на формальные нормы, без учета устоявшихся принципов, под воздействием иных факторов. Исследовать этот вопрос можно, только опираясь на всю совокупность исторических источников данного периода, включая летописи, хроногра­фы, воспоминания современников.

В указанные выше периоды в стране наблюдался раз­вал правопорядка, усиливались внесудебные незаконные расправы, крайних пределов достигала жестокость.

Опричный террор Ивана Грозного порой граничил с полным безумием, изобретались новые, изощренные виды телесных наказаний и смертной казни. Такая «политика» продолжалась и по окончании опричнины, до смерти Ива­на Грозного. В итоге, как верно отмечает В.Рогов, за два десятилетия жесточайшего террора выросло целое поко­ление молодых людей, психика которых сформировалась под влиянием этого террора. Поэтому можно сказать, что террор Смутного времени в психологическом плане был в значительной степени подготовлен правлением Ивана Грозного, «приучившего» народ к постоянным казням и жестокостям, нарушившего исконные традиции гуманного отношения к преступникам на Руси.

Содержание опричного террора выходит за рамки борьбы с боярством в процессе централизации государ­ственной власти. Опричнина - это избранный царем путь разрешения сложных противоречий государственной и общественной жизни, который прервал реформаторскую деятельность и фактически отбросил страну назад в ее раз­витии, способствовал разрушению и экономических основ, и нравственных устоев общества, в конечно счете, подгото­вил разрушение государственности.

Методы опричнины шли вразрез с существовавшей уголовной практикой, они противоречили как закону, так и «правде», то есть народному пониманию справедливости, хотя на определенном этапе казни бояр и одобрялись наро­дом. При введении опричнины Иван Грозный настойчиво добивался, чтобы за ним было признано право судить и ка­рать по своему усмотрению, а не по закону. Для обоснова­ния своей жестокости он начал отождествлять свои наказа­ния с «карой Божьей», которая могла наступать даже не за действия, а за мысли подданных. В результате усиливается внимание к политической преступности, которая раньше каралась не так строго, как уголовная. Политическое инако­мыслие при Грозном выходит на первый план в числе на­казуемых деяний. Термином измена начинают обозначать любое неповиновение государственной власти.

По мнению В.А.Томсинова, в наказании «злодеев» Иван Грозный видел одну из самых главных функций цар­ской власти. «Развязанная им кровавая вакханалия - так называемая опричнина - имела, помимо рационального, также заметное иррациональное начало... Мучения, теле­сные и душевные, которым царь подвергал свои жертвы, явно свидетельствуют, что не убийство их было главной его целью, а именно: воздаяние за грехи - Божье наказание. Иван Грозный представлял себя в данном случае в качестве орудия всемогущего бога, карающего «злодеев».

Что касается выбора меры наказания, то он осу­ществляется теперь не по закону, а по усмотрению царя, произвольно. Личный суд заменил государственное су­допроизводство, предусмотренное Судебником 1550 г. Рас­пространился принцип заочного осуждения без выслуши­вания оправдания обвиняемых, без оценки улик и доводов сторон. Случаи административного произвола вошли в жизнь как неотъемлемый составной элемент государствен­ного управления.

С началом опричнины широко распространился принцип объективного вменения - применение репрессий к невиновным членам семьи опальных. В Судебнике 1550 г. принцип индивидуальной ответственности за преступную деятельность проводился довольно четко, объективного вменения в нем не прослеживается.

Политический оппонент Грозного А.Курбский уни- чтожительно изобличал методы расправ поправшего «за­поведи Христа и законоположения евангельские» царя, возродившего доселе невиданное на Руси древнее варвар­ство. «Не сковороды ли и печи; ни жестокое ли бичевание и когти острые; не клещи ли изобретенные ради терзания тел человеческих; не иглы ли под ногти, биение и резание по суставам; не потрение ли веревками пополам не только мужей, но и жен благородных, не другие ли бесчисленные и неслыханные виды мучений произведены от него?».

В воспоминаниях иностранцев - современников опричнины в центре внимания оказалось, в частности, при­менение телесных наказаний в связи с финансовыми взы­сканиями. Во многих случаях это известные и ранее пра­вежи, сильно измененные опричной политикой. Г.Штаден свидетельствует, что после введения опричнины кнут и ба­тоги грозили жителям земщины, обвиненным в неуплате долгов опричникам. Он довольно подробно рассказывает, как должников ставили на правеж в опричной террито­рии возле приказов. Здесь же подписывались челобитья опричников на земщину. «И что было здесь подписано, то было уже справедливо, и в земщине тому не перечили».

О правежах с целью выколачивания денег царем у бо­гатых людей сообщает и А.Шлихтинг. Дж.Горсей сообщает о правеже одного взяточника, у которого «выколачивали из пяток 5 тыс. рублей». Наиболее важны не сами правежи, в их и более раннем применении нет сомнений, а то, на­сколько они отклонялись от юридической регламентации и становились средством «выколачивания» незаконных по­боров у имущих лиц, а заодно и фактором беспорядочно­го расширения болевых наказаний при злоупотреблениях опричнины.

 

Правежи и иные формы телесных кар, потеряв по­степенно правовую основу, превращались в акт целесоо­бразности, а часто - в открытые издевательства. Они могли применяться по любому поводу, на основе администра­тивного наказания или произвола властей. Властная акция перестала отличаться от закона, и телесное «воздействие» стало попросту «раздачей боли» по любому поводу. Секли проволочными плетьми, были кнутом нетчиков-дворян за уклонение от службы. По сообщениям Г.Штадена, били кнутом на торгу за разглашение каких-то сведений об опричной политике.

Развитие членовредительства, никогда широко не практиковавшегося на Руси, было связано непосредствен­но с политикой террора и имело определяющее значение для укоренения жестокости в будущем русском праве. В списках опальных, подготовленных позднее по приказу раскаявшегося царя, имеются сведения о бессистемном от­сечении рук у десятков людей, многие из которых «ручным усечением конец прияша».

По данным Г.Штадена, при взятии Казани убитых привязывали к бревнам головой вниз и топили в Волге. Топили пленных при взятии Полоцка. Но в полной мере значение утопления проявилось во время Новгородского разгрома 1570 года. В течение многих дней мятежников пытали и затем топили в реке вместе с женами и детьми. При описании ужасов новгородского разгрома у очевид­ца событий опричника Генриха Штадена пропадает даже обычное ехидство и сарказм. «Целых шесть недель без пе­рерыва длились ужас и несчастье в этом городе». На бе­регу Волхова был устроен помост, с которого обвиняемых бросали в воду. Если кто-нибудь пытался спасти добро от разгула войск царя, оказывал сопротивление, его вешали. Перед этим Иван IV устроил разгром Твери, где трупы так­же опускали под лед.

Вот как описывает историк С.М.Соловьев наказание новгородцев Иваном Грозным. Во-первых, царь приказал игуменов и монахов, которые стояли на правеже, бить палками до смерти и трупы развозить по монастырям для погребения. После этого начался «суд»: к царю приводи­ли новгородцев, содержавшихся под стражей, и пытали, жгли «поджаром». Обвиненных «привязывали к саням, во­локли к Волховскому мосту и оттуда бросали в реку; жен и детей бросали туда же с высокого места, связавши им руки и ноги; младенцев, привязавши к матерям; чтобы никто не мог спастись, дети боярские и стрельцы ездили на мелень­ких лодках по Волхову с рогатинами, копьями, баграми, то­порами и, кто всплывает наверх, того прихватывали багра­ми, кололи рогатинами и копьями и погружали в глубину; так делалось каждый день в продолжение пяти недель. По окончании суда и расправы Иоанн начал ездить около Нов­города по монастырям и там приказывал грабить кельи, служебные домы, жечь в житницах и на скирдах хлеб, бить скот; приехавши из монастырей, велел по всему Новгоро­ду, по торговым рядам и улицам товары грабить, анбары, лавки рассекать и до основания рассыпать; потом начал ездить по посадам, велел грабить все домы, всех жителей без исключения, мужчин и женщин, дворы и хоромы ло­мать, окна и ворота высекать; в то же время вооруженные толпы отправлены были во все четыре стороны, в пятины, по станам и волостям, верст за 200 и за 250, с приказанием везде пустошить и грабить. Весь этот разгром продолжался шесть недель».

Как видим, Иван Грозный, наказывая новгородцев за готовившуюся измену, действовал явно не по закону. Но это его не останавливало. Чувствуя себя самодержцем, он полагал возможным судить по своему усмотрению, не све­ряясь с нормами права. Помимо этого, в действиях царя мы видим стремление внушить ужас, чтобы отбить всякую мысль об измене и о сопротивлении его воле. С этой целью применялась смерть к заведомо невиновным, например, младенцам. Значительная часть жертв принадлежала к низшим слоям населения, что опровергает мнение о борь­бе царя только с боярами.

В 1568 г. митрополит Филипп открыто выступил против жестокостей опричнины. После его выступления «опричники ворвались на митрополичий двор и схватили его советников. Несколько дней спустя, как рассказывают Таубе и Крузе, старцев забили насмерть железными пали­цами, водя по улицам столицы».

В данном случае мы сталкиваемся не только с жесто­кой и бессмысленной казнью, не предусмотренной законо­дательством, но с репрессиями по политическим мотивам. Уничтожалось духовенство, осмелившееся перечить царю, заступаться за народ, который царь считал себя вправе ка­рать по своему усмотрению. Добавим, что сам митропо­лит Филипп был задушен Малютой Скуратовым. Поэтому вполне можно согласиться с позицией М.Ф.Мусаеляна, который пишет, что в период правления Ивана Грозно­го «террор осуществлялся царем против собственного народа».

Описывая репрессии против боярина Федорова, Р.Г.Скрынников пишет, что они «носили беспорядочный характер. Опричники убивали дворян и приказных людей на улицах, в приказах, на гарнизонной службе и в полках».¹⁹ Таким образом, речь даже и не шла о какой-то видимости соблюдения законного порядка. Был развязан открытый террор против населения страны с единственной целью - устрашения. Следует согласиться с С.В.Жильцовым, кото­рый пишет: «Правовые нормы не вписывались в образ дей­ствий И.Грозного. Как обычаи требуют бездумного, безого­ворочного исполнения, точно так же требовал исполнения своей воли И.Грозный. Для этого ему была нужна не за­конность, а полнота административной власти, которой он пользовался, применяя смертную казнь по собственному усмотрению».

Ряд авторов, например, В.А.Рогов, связывают жестоко­сти и ужасы опричного террора с личностью царя Ивана Грозного Иную позицию высказывает С.В.Жильцов, ко­торый пишет, что «масштабы смертных казней в европей­ских государствах периода средневековья отнюдь не уступа­ли количеству казней И.Грозного. Например, в Германии при Карле V было казнено около 100 тыс. человек. Увеличе­ние количества случаев казней, развитие инквизиционного процесса, наконец, вся правоприменительная практика ре­прессивной политики этого периода имеют объективную основу, которая, на наш взгляд, коренится в тех традициях, обычаях, верованиях, которые были сильны и в XVI веке». Он полагает, что Иван Грозный «во направления уголовной политики, начало которой было заложено еще в конце XV - первой половине XVI в.».

Представляется, что в реальности личность Ивана Грозного все-таки оказала решающее влияние на жестоко­сти опричного террора. Несомненно, в истории права есть элемент преемственности, и уголовная политика периода сословно-представительной монархии основывалась на тех принципах, которые были заложены ранее. Но слишком сильным выглядит расхождение между наказаниями, при­менявшимися до Грозного, и зверствами его периода. Если бы на его месте оказался разумный государь, такой, как, например, Иван Ш, очевидно, таких массовых внесудебных расправ, совершаемых вне закона и с особой жестокостью, Россия бы не знала.

По мнению В.А.Томсинова, «опричнина ужаснула русское общество потому, что оказалась явлением небыва­лым в его истории. Никогда прежде русские властители не устраивали такой резни своих подданных, не губили столь большого числа своих соплеменников. Вместе с тем, ужа­сающий эффект опричнины был усилен тем, как соверша­лись казни».

По нашему мнению, опричнина с ее террором име­ла значение, выходящее за пределы уголовной политики. Она означала в российском правосознании окончательный поворот к самодержавному правлению, к полновластию монарха, воля которого стала законом. Были окончатель­но утрачены остатки традиций участия народа в законот­ворчестве. В результате превращения любой монаршей воли в закон произошло окончательное отделение зако­на от правды, что в дальнейшем стало устойчивой пред­посылкой формирования правового нигилизма. Право отошло на второй план, его заменила царская воля. Ре­зультатом стала неопределенность наказания. Совершая преступление, человек не знал, какое наказание ему гро­зит в случае разоблачения. Более того, вина теперь по­нималась не только как действие, но и просто как образ мыслей.

С помощью террора царь хотел подавить народное не­довольство своей политикой, сломить последнее сопротив­ление политической оппозиции. В результате террор стал методом управления, разрушительно действовавшим на общественную жизнь и правосознание. Вместе с законом были попраны нравственность и мораль.

После смерти Ивана Грозного Борис Годунов пред­принял попытку смягчения государственной уголовной политики, отказа от террора. Конрад Буссов писал: «Все заключенные по всей стране были выпущены и наделены подарками. Царь дал обет в течение пяти лет никого не казнить, а наказывать всех злодеев опалой и ссылкой в от­даленные местности. Он повелел строить особые судебные палаты и приказы, издал новые законы и постановления, положил конец всякому имевшему место в стране языче­скому, содомскому распутству и греху».

В период голода 1601-1603 гг., когда нараставший социально-экономический кризис сопутствовал кризи­су династическому, когда нарастание классовой борьбы означало серьезную угрозу трону, правительство вновь вернулось к практике времен опричного террора. По сви­детельству историка Н.Костомарова, «внутри государства повсюду подслушивали, не говорит ли кто о Дмитрии, не ругает ли Бориса; обвиненным резали языки, жгли их на огне, сажали на колья». Как полагает В.Рогов, это означало конец попыток либерализации уголовной политики и разрушение гуманных принципов уголовного права, вос­становленных было после смерти Ивана Грозного. После начала интервенции и гражданской войны в 1604 г. появи­лись объективные предпосылки для развязывания терро­ра. Xудшие традиции опричного времени получили новые возможности для воплощения на практике. Большое чис­ло сторонников самозванца в народе заставляло государ­ственную власть применять террор в массовых масштабах. За преданность самозванцу даже женщин и детей сажали на кол, вешали по деревьям за ноги, стреляли для забавы из пищалей, зверски расправлялись с младенцами. Неко­торые районы страны Годунов отдал на откровенный про­извол и порабощение. Людей толпами продавали оттуда в неволю. Особенно свирепствовали татары и инородцы, ко­торые во множестве были в войсках царя Бориса. Войска самозванца ответили аналогичным террором. Такая ситуа­ция приводила к новым деформациям правосознания, к полному пренебрежению по отношению к действовавшим законам, к повсеместному нарушению правовых норм.

Лжедмитрий I, заподозрив стрельцов в заговоре, устроил показательный суд. Он собрал стрельцов и «вы­дал семерых арестованных смутьянов на расправу их това­рищам. Думный дворянин Григорий Микулин подал знак верным стрельцам, и осужденные были растерзаны в миг. Трупы казненных провезли в открытой телеге по всему го­роду для устрашения заговорщиков».

Правительство В.Шуйского также не смогло удержать­ся от репрессий. В 1607 году оно провело массовые казни четырех тысяч мятежников. Их ночами выводили на берег Яузы, били дубиной по голове и опускали под лед. Уто­пление символизировало крайнюю греховность казнимо­го, автоматически влекло за собой лишение покаяния и по­гребения, заставляло душу мучиться и после смерти.

Террор Смутного времени привел к очень важным по­следствиям: наказание больше не связывалось в народном сознании с законной государственной властью, оно исходи­ло от всех противоборствующих сторон. Как пишет В.Рогов, «в отдельные периоды гражданской войны, а затем - ин­тервенции, положение было таковым, что даже в условиях относительной устойчивости монархии, понимание права и закона было полностью разрушено для всех социальных слоев, в том числе - для верхов общества». К.Буссов сви­детельствует о казни Иоахима Шмидта, которого сварили живьем в меду, а скелет запретили хоронить, отдав на рас­терзание собакам. Такая казнь явно не была предусмотре­на ни одним законодательным актом. После победы над войсками Болотникова большая территория была просто отдана войскам на разграбление.

В Смутное время нередко применялся такой вид каз­ни, как отдать товарищам (стрельцам) на расправу. В этом случае государь уже не выступает как самовластный хозя­ин, он фактически расправляется с неугодным лицом или преступником с помощью народа, тем самым легитимизи­руя свои действия.

 

Жестокие массовые казни случались и в последующее время, но, как правило, они были вызваны экстраординар­ными обстоятельствами. Например, Алексей Михайлович жестоко расправился с участниками медного бунта. По свидетельству Г.Котошихина, «царь... велел столникам, и стряпчим, и дворяном, и жилцом, и стрелцом и людем бо­ярским, которые при нем были, тех людей бити и рубити до смерти. И как их начали бить, и сечь, и ловить. поча­ли бегать и топиться в Москву реку, и потопилося их в реке болши 100 человек, и пресечено болши 700 человек. по­весили со 150 человек, а достальным всем был указ, пытали и жгли. а иным пущим вором того ж дни, в ночи, учинен указ, завязав руки назад, посадя в большие суды, потопи­ли в Москве реке. А те все, которые казнены и потоплены и разосланы, не все были воры, а прямых воров болши не было что с 200 человек. А людей за те денги как они ходи­ли, за их воровство, что они делали и чинили смуту, казне­но в те годы смертною казнью болши 7000 человек».

Несмотря на критическое отношение к книге Г.Котошихина из-за его отрицательного отношения к Алексею Михайловичу, данному свидетельству, очевидно, можно верить. В этом случае оно еще раз доказывает, что монарх Российский считал себя вправе применять казнь к бунтовщикам практически без суда, без выяснения степени их вины.

Таким образом, подводя итог рассмотрению системы уголовных наказаний в период сословно-представительной монархии, можно сделать следующие выводы.

Во-первых, проведенное исследование позволило сформулировать общие особенности развития системы на­казаний в период сословно-представительной монархии:

1)    развитие системы наказаний происходило эволю­ционным путем при сохранении существовавших право­вых традиций и институтов;

2)    система наказаний развивалась под воздействием совокупности религиозных и ментальных факторов, таких как православная духовная традиция и исконные представ­ления о «правде» и справедливости;

3)    с наступлением периода сословно-представительной монархии система наказаний стала средством проведения карательной политики государства при полном приорите­те интересов власти.

Во-вторых, система наказаний в период сословно­представительной монархии развивалась на основе сочета­ния двух основных принципов: устрашения и целесообраз­ности. Под влиянием первого из указанных принципов сформировались такие черты системы наказаний, как их жестокость и публичный характер исполнения.

В-третьих, типичным для средневековой системы нака­заний было широкое распространение телесных и членов­редительских наказаний. При этом членовредительство не получило такого обширного применения, как в Западной Европе. Помимо этого, применительно к рассматриваемо­му периоду не всегда пытку можно отделить от телесного наказания. Например, кнут служил эффективным и часто применявшимся средством и того, и другого.

В-четвертых, по мере развития процессов централиза­ции государства и закрепощения крестьянства возрастало применение смертной казни, которая выходит на первое место в системе наказаний за преступления, прежде всего антигосударственные и антицерковные.

В-пятых, реальная правовая практика в уголовной сфере значительно отличалась от норм действовавшего за­конодательства. Особенно ярко это проявлялось в периоды сильных социальных потрясений, такие как опричнина, Смутное время, крестьянские войны и бунты.

 

Статья опубликована в Евразийском юридическом журнале № 2 (21) 2010